Два события уходящего года явились знаковыми для взаимоотношений правящей бонапартистской бюрократии и либерально-олигархической оппозиции. Навального посадили, но наутро выпустили. Ходорковского выпустили и выслали. Какая текущая тактическая сделка кроется за этими «актами гуманизма», не слишком интересно. Гораздо важнее стратегическая, социальная суть заключенной сделки. Похоже, мы вступаем в новый политический период, когда вносятся некоторые поправки в пакт о взаимном ненападении власти и бизнеса.
Первая версия гласила: мы, бюрократия, закрываем глаза на все ваши преступления периода приватизации, а вы, олигархи, в обмен на это не вмешиваетесь в политику, то есть перестаете быть олигархами. Березовский и Гусинский не перестали вмешиваться, и тотчас же все их преступления были извлечены на свет божий. Что же касается Ходорковского, то он в политику формально не вмешивался. Однако в феврале 2003 года он (по поручению Союза промышленников и предпринимателей) сделал доклад о коррупции на встрече Путина с представителями РСПП. Отметив, что масштабы коррупции в России оцениваются примерно в 30 миллиардов долларов, то есть 10–12% тогдашнего валового внутреннего продукта, он добавил пару слов о коррупционной составляющей покупки государственной Роснефтью компании «Северная нефть». И вызвал тем самым недовольство.
Оказалось, что это и есть вмешательство в самую высокую политику, что коррупция как раз и образует самый фундамент бонапартистской «государственности». Был срочно подготовлен доклад о заговоре олигархов. Ходорковский был посажен, ЮКОС обанкрочен и продан той же Роснефти. На этом публичная олигархическая фронда моментально закончилась. Миллиардеры присмирели и наперегонки стали выражать свою лояльность.
Однако бюрократия и не думала выполнять условия пакта. Если зачищенная экс-олигархия отказалась от вмешательства в политику, то бюрократия отнюдь не отказалась от вмешательства в экономику. Наоборот, она повела наступление под популистским флагом защиты суверенитета России от посягательств империалистических хищников и защиты общенародного достояния от распродажи его олигархами. Тем самым бюрократия и лично Путин снискали себе немалую популярность в обывательской среде.
Единственным осязаемым экономическим результатом этой «защиты» стал стремительный взлет коррупции. Средний размер взятки и отката возрос на порядок. Но суть даже не в размерах, а в том, что на смену коррупции как подкупу, когда бизнесмен управляет чиновником посредством взяток, пришла коррупция как феодальное кормление, когда чиновник собирает с бизнеса обязательную дань. Соответственно, в политике на смену семибанкирщине явился путинский бонапартизм, занявшийся взращиванием новых, «социально близких» олигархов из числа членов дачного кооператива «Озеро» и прочих сотрудников спецслужб.
В ответ началась сначала подспудная и крайне осторожная либерально-олигархическая фронда, вырвавшаяся наружу на «Болоте». Эта фронда была объективно неизбежна, ибо бонапартистский режим стал явно тормозить развитие производительных сил, а следовательно, и рост прибылей капиталистов. И если это торможение было не очень заметно в период роста нефтегазовых цен, то это очень сказалось в период их стабилизации. В результате бонапартистская политическая надстройка вступила в острое противоречие с капиталистическим экономическим базисом. Потребовался пересмотр пакта. В чем же смысл его новой версии?
Совершенно ясно, что от своих экономических прерогатив бюрократия отказываться никоим образом не намерена. Однако она согласна пойти (и уже пошла) на некоторые политические уступки – возвращение, хотя и в усеченном виде, губернаторских выборов, упрощение создания политических партий. А далее начались игры с Прохоровым, Навальным и вот теперь с Ходорковским. Двое последних освобождены от отбывания наказания, но само наказание отнюдь не отменено, судимость не снята и в любой момент может вновь обратиться в кровь и плоть. Тем не менее следует констатировать, что некая классовая договоренность все же заключена. А если так, то она неизбежно должна проявиться и в каких-то личных обязательствах. Обязательства Путина заключались в том, чтобы выпустить Ходорковского. Но как следует рассматривать это событие – как «увенчание здания» или только как закладку его фундамента. Бюрократия, разумеется, хочет видеть здесь «увенчание», а может ли экс-олигархия этим удовлетвориться? Как видится версия 2.0 лично Ходорковскому?
Об этом можно судить пока только по тому, что¢ он успел сказать в трех телеинтервью Евгении Альбац, Ксении Собчак и Марианне Максимовской. Все журналистки стремились вызвать его на самые-самые-самые откровенные признания и радикальные слова. Но МБХ был осторожен – десятилетний тюремный срок научил не бросаться словами. Я полагаю, что осторожность продиктована тем, что главным условием помилования было не признание Ходорковским своей вины, а немедленный отлет за границу. Чтобы ни одна живая душа его на территории России свободным не увидела. Отсюда все эти самолеты и содействие ФРГ. На освобождение Путину пришлось согласиться по ряду внешнеполитических причин (Олимпиада, украинский Майдан и т.п.), но вот триумфального возвращения в Москву допускать было никак нельзя. Хватит с нас возвращения Навального из Кирова и встречи его на Ярославском вокзале. А Ходорковского пришла бы встречать толпа, на порядок более многочисленная. В контексте киевского Евромайдана это было чревато... Да и вообще Евромайдан стал последним и решающим аргументом, убедившим Путина в том, что экс-олигарха придется выпустить. Каковы бы ни были дальнейшие планы Ходорковского, эффект внезапности утрачен, и триумфального въезда в Россию на белом коне уже не получится. Вспомним неудачный опыт Солженицына. Поэтому подозреваю, что Ходорковскому категорически рекомендовано вообще не возвращаться в Россию.
По словам МБХ, кроме прошения он написал ВВП еще и личное письмо, в котором пообещал отказаться от политической деятельности – никуда не баллотироваться и никого не финансировать, а также отказаться от исков о возврате себе активов ЮКОСа. Тем не менее МБХ успел за двое суток сделать целый ряд чисто политических заявлений. Из них явствует, что за эти годы Ходорковский зря времени не терял и прошел хорошие «тюремные университеты». Мы увидели ничуть не сломленного человека и политического аналитика, не уступающего Путину, хотя и владеющего ничтожной долей информации, которая доступна президенту.
Высшей ценностью и главной современной проблемой является, по его убеждению, территориальная целостность России, расчленение которой является сегодня угрозой №1. (Здесь МБХ ошибается вместе с подавляющим большинством политиков, мыслящим категориями 90-х годов. Ни один регион России отделяться и не думает, а современное обострение межнациональной розни есть симптом не политической дезинтеграции, а, наоборот, экономической реинтеграции России и некоторых азиатских частей постсоветского пространства.) Отделение Северного Кавказа ни в коем случае недопустимо. Если начнется новая война за территориальную целостность, то он, МБХ, лично пойдет за нее воевать.
Он не империалист, а «в определенной степени» националист, поскольку Россия в своем развитии должна пройти этап создания национального государства. (Похоже, что в лагере Ходорковский то ли вспомнил, то ли вновь проштудировал соответствующие положения Ленина о том, что национальное государство есть необходимая форма капиталистического развития.) А будет ли это национальное государство русским или российским – серьезная тема, требующая консенсуса с национальными меньшинствами России. При этом лучшей формой политического устройства для России является парламентская республика.
Об экономических же взаимоотношениях бизнеса и власти не было сказано почти ничего, кроме того, что социально безответственный бизнес не имеет права на существование. Это, собственно, повторение старой формулы Путина, которая на практике ничем не отличается от речи гоголевского городничего перед купцами: «Жаловаться? А кто тебе помог сплутовать, когда ты строил мост и написал дерева на двадцать тысяч, тогда как его и на сто рублей не было? Я помог тебе, козлиная борода! Ты позабыл это? Я, показавши это на тебя, мог бы тебя также спровадить в Сибирь. Я не памятозлобен; только теперь смотри держи ухо востро! Я выдаю дочку не за какого-нибудь простого дворянина: чтоб поздравление было... понимаешь? не то чтоб отбояриться каким-нибудь балычком или головою сахару». Слова о дереве на двадцать тысяч на мост очень напоминают о расходах на сочинскую олимпийскую дорогу. Так что отбояриться балычком и головою сахару и на сей раз не получится, ибо Путин выдает свою «Олимпиаду Владимировну» не за какого-нибудь простого дворянина…
Ходорковский также заявил, что не может вернуться в Россию, пока не закрыт иск о взыскании 17 млрд рублей. Проще говоря, без возможности выезда за границу Россия является для Ходорковского той же тюрьмой, только более обширной. Такое восприятие отечества покоробит не только патриотов, но разочарует и либералов. Нет чтобы безоглядно ринуться в гущу баталий с «кровавым путинским режимом» – он вместо того подсчитывает и прикидывает.
Самая отмороженная либеральная публика бьется в истерике. Вот только одно высказывание из блогов: «Ходорковский – политический труп. Худшее, что могло произойти, это то, что об амнистии мы узнали от Путина, а не от самого Ходорковского. Лучше бы он повесился в камере, имя свое сохранил и Путину нагадил бы. Я стоял у здания суда с плакатом «Свободу Ходорковскому», Ходорковский и меня предал тоже». Вменяемые либералы просят уважить человеческие чувства вольноотпущенника: болезнь матери – весомый аргумент, чтобы оставаться за границей. Всё так, но не следует забывать, что мотором массовых действий являются не вменяемые, а отмороженные. Именно они определяют тонус всех «болотных» и «майданов». И в их глазах Ходорковский больше не вождь. С его «негероическим» выходом на волю «болото» лишается эмоциональной энергии.
Главный итог происшедшего заключается в следующем. Десять лет «Ходорковский сидящий» был знаменем либеральной оппозиции. Теперь она этого знамени в одночасье лишилась. Наступает смена цвета главного оппозиционного знамени – с белого на красный. «Вакансии как раз открыты. То старших выключат иных, другие, смотришь, перебиты». На смену Ходорковскому – Лебедеву идут в качестве главных политзаключенных узники 6 мая, а также Сергей Удальцов и Леонид Развозжаев, судебный процесс над которыми по делу об организации массовых беспорядков начнется 26 декабря. Ясно, что у этого нового красного знамени не будет и мизерной доли той информационно-пропагандистской поддержки, какая была у знамени белого. Но смена знамени отражает объективные изменения в расстановке политических сил. Кто хотел сделки и изначально стремился только к ней, к несколько иному дележу власти и собственности в прежней социально-экономической и политической рамке, те уходят. А кто боролся бескомпромиссно, те выходят на передний край. И это не случайность, а историческая закономерность.
