ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА исполнилось со дня первых свободных, точнее, полусвободных, но все-таки выборов. Это был потрясающий взрыв активности и энтузиазма. Сравнить можно лишь с нынешним ликованием в Крыму. Но всенародного празднования юбилея нет – почему? Можно ли было представить себе тогда, 25 лет назад, что спустя четверть века этот день вовсе не будет праздничным? Согласитесь, тогда в это трудно было поверить. Что же произошло? Почему праздник свободы и веры в себя и свои силы обернулся неохотой даже и вспоминать о том, что такое в нашей жизни когда-то происходило?
Как известно, революции делают одни, а плодами их пользуются другие. В той или иной степени с этим можно было бы примириться. Кроме одного случая – когда сами плоды оказываются полностью противоположными изначальным идеям революции. У нас же именно это и произошло. Наблюдаемого результата, собственно, два.
Первое: была разрушена наша страна, СССР.
Второе: на большей части так называемого постсоветского пространства, за исключением одной лишь Белоруссии, установились, пусть и в несколько разной степени компрадорскости, но, что нас всех продолжает объединять, феодально-олигархические режимы.
При этом, как ни парадоксально, абсолютное большинство моих товарищей по Съезду страну разрушать вовсе не собирались. И менять социализм на феодализм тем более. Как же это произошло? И не спрашиваю, кто, но ЧТО тому виной?
Сегодня, спустя четверть века после социального эксперимента, закончившегося столь трагически, продолжать верить в демократию и настаивать на праве граждан самим определять свою судьбу стало как-то даже и не вполне прилично. Вроде как отстал от жизни, цепляешься за устаревшие догматы, да еще и догматы, которые родом не из наших мест, вброшенные нам извне целенаправленно, с целью внедрения междоусобицы и в конечном счете разрушения страны.
В подтверждение: на прошедшем недавно Московском экономическом форуме, в частности, на его IV пленарном заседании, посвященном как раз общественно-политическим механизмам воздействия на власть и корректировки социально-экономического курса страны, глубокоуважаемый мною академик РАН (математик и океанолог) Роберт Нигматулин заявил, что он против системы выборов «один человек – один голос», управлять должны специалисты, отбираемые по признакам компетентности. Что ж, кто против того, чтобы нами управляли компетентные и добросовестные, да еще и (желательно) ответственные специалисты? Но вот ведь беда: этих самых специалистов кто будет отбирать? И по компетентности – в чем? Мне, выступавшему сразу вслед за уважаемым академиком, пришлось привести пример: в результате нынешней «реформы» РАН, не доверяя никаким голосованиям по принципу «один человек – один голос» даже среди академиков, над научными учреждениями Академии (академическими институтами) поставлены «компетентные специалисты» в лице некоего федерального агентства по управлению … недвижимостью РАН. И что не так?
Ведь кто будет отрицать, что поставлены специалисты? Никто. Правда, специалисты в чем? Как и предполагалось изначально и как это вытекает из самого наименования учреждения, целей и смыслов его деятельности, это специалисты в …финансах, управлении и даже распоряжении недвижимостью – правительство и, следовательно, его специализированное ведомство получили полномочия собственника имущества РАН, с правом его отчуждения. Но это ли имел в виду уважаемый мною академик (действительно, искренне уважаемый, добросовестно ищущий выход из сложившегося тупика), декларируя как идеал власть компетентных специалистов?
То есть как минимум пока в наших реалиях декларирование «власти компетентных» вместо «свободных, равных и тайных» выборов – не выход.
А где же выход?
ПОЛУЧАЕТСЯ примерно так, как в известной истории с богатырем, остановившимся в задумчивости перед камнем: куда бы ни пошел, все равно плохо. Так и с выбором той или иной политической системы в нашей стране: что бы ни выбрал – все пагубно...
В поисках выхода кто-то возразит мне: «Не надо путать. Власть компетентных специалистов – это вовсе не власть тех, кого назначит нынешний режим». Соглашусь – ни малейших признаков смены кадровой политики, даже и после нынешнего прояснения отношений с Западом, пока, к сожалению, не наблюдается. Но кто иной назначит «компетентных»?
При детальном рассмотрении, пользуясь образом с богатырем на распутье, мы видим: пути с виду как будто разные, но на самом деле – все равно сходятся к одному, к единой проблеме. Так, в варианте управления «компетентными специалистами», ключевой вопрос: кто и каким образом назначит этих самых компетентных специалистов? Если есть Бог и его заведомо добросовестный и ответственный помазанник, то проблема, конечно, снимается. А если нет? Тогда этих «компетентных» все равно нужно избирать? Пусть по какой-то более сложной системе, с предварительными квалификационными испытаниями, пусть не всенародно, а по какой-либо системе выборщиков… Значит, мы все равно упираемся в те же исходные проблемы любой демократии: манипулирование информацией и эмоциями, подмена понятий, целей и смыслов, дискредитация одних и раздувание ложных репутаций других, наконец, прямая фальсификация.
Так, может быть, с этим пониманием неизбежности в любом случае обращения к базисным вопросам самоорганизации общества и фундаментальным проблемам любой демократии, стоит все-таки вернуться к тому, что же мы упустили тогда, четверть века назад?
Но сначала вновь о том, за что ответственен тот Съезд, что был избран четверть века назад.
Когда собираемся мы, сотоварищи тех лет, нас всех, естественно, тянет на ностальгию – вспомнить, как мы за что-то боролись, что-то преодолевали, добивались каких-то локальных побед. Но, с учетом общего итога, мне представляется, что, как минимум в публичном пространстве, это не вполне уместно – слишком трагичен результат. Повторю главное: мы ответственны за то, что не сохранили единую страну.
Но означает ли это, что мы ее разрушили?
Нет. Я бы сказал так: мы, в совокупности, как единое целое, ответственны не за преступное действие, но за преступное бездействие. Напомню: на Съезде была оппозиционная Горбачёву и всей системе тогдашней высшей власти «реформаторская» Межрегиональная депутатская группа – всего менее 300 человек (из 2250 депутатов). И противостоявшая ей группа «Союз» – численно примерно того же порядка. А все остальные? Не хочу сейчас кого-то обижать, но тогда это называлось «болото», или (афанасьевское определение) «агрессивно-послушное большинство». Звучит обидно? Конечно. Но судите сами: пока Политбюро ЦК КПСС «тащило и не пущало», не допускало отмены 6-й статьи Конституции (о руководящей роли КПСС), и большинство Съезда руководствовалось этим. Когда же сверху спустили указание: монополию КПСС отменить, тут же все дружно за это проголосовали.
Ничего не напоминает? Например, как ныне то отменяют выборы губернаторов, то возвращают. И не потому, что что-то принципиально важное вдруг осознали, но потому, что вводная «сверху» меняется…
Таким образом, применительно уже к более фундаментальному вопросу о разрушении страны: за что ответственен Съезд, все мы? За то, что так и не стали действительно САМОСТОЯТЕЛЬНЫМ высшим органом государственной власти, не приняли на себя всю ответственность за страну, даже не собрались во время трагикомического путча 1991 года. Решения принимали другие люди. Но ответственность за произошедшее – как за преступное бездействие – все равно останется на нас навсегда.
ВОЗВРАЩАЯСЬ же к урокам, зададимся вопросом: почему мы – как целое – не приняли ответственность на себя? Здесь уместно сравнение со Съездом следующим, избранным год спустя – российским. Этот следующий съезд, как известно, тоже совершил огромные ошибки и просчеты, прежде всего ратифицировал Беловежские соглашения, а также допустил, как минимум на некоторый критически важный период, полную бесконтрольность и даже право на произвол Ельцина, тогдашнего общенародного лидера (по результатам тогдашних и выборов, и опросов общественного мнения, как бы мы позднее ни разочаровались – это нужно признать). Но тем не менее российский Съезд нельзя обвинить в том, в чем виновны мы – в преступном бездействии. В чем же разница? В фундаментальном: российский Съезд избирался в 1990 году абсолютно свободно, пусть и при всех поправках на возможное и тогда, но тем не менее в основном весьма наивное тогдашнее манипулирование. Наш же (союзный) Съезд годом раньше избирался с частичным прямым делегированием от заведомо лояльных (хотя некоторые все-таки вырвались из под контроля) общественных организаций (вроде «компетентных специалистов»), а также, что еще важнее, с предварительным отбором кандидатов некими «окружными предвыборными собраниями», формировавшимися из тех же заведомо лояльных действовавшей власти организаций. Прорваться через это сито смогли единицы, существенно влиявшие на внешний образ Съезда в глазах наблюдателей (а первые заседания Съезда транслировались в прямом эфире по общесоюзным теле- и радиоканалам), но, разумеется, неспособные, в силу незначительной численности, повлиять на ситуацию в целом. Повторю: неспособные повлиять даже не на политику государства, но на самое основополагающее – на готовность и способность этого высшего органа государственной власти взять на себя ответственность и действовать самостоятельно, без оглядки на кого-либо еще, кроме своих избирателей.
Этот наш опыт четвертьвековой давности, конечно, изрядно дискредитировал идею демократии. Но если быть честными до конца, то нужно уточнить: что бы ни было дискредитировано (причем зачастую и целенаправленно) в глазах населения, на самом деле в этом жизненном эксперименте проверку не выдержало совсем другое – идея «управляемой демократии», идея наделения высшими властными полномочиями органа, сформированного хитрым способом – так, чтобы сделать его ручным, послушным командам скрытых манипуляторов.
Правда, кому это теперь объяснишь?..
Последовавшее – самодискредитация Съезда и Верховного Совета уже России, затем разрушение тогдашнего конституционного строя. Это – продукт (частично, как я уже отмечал выше) ошибочных решений этого Съезда, которые, может быть, еще удалось бы исправить, если бы не госпереворот осени 1993 года. Кстати, говоря об этом, вновь уместно напомнить, особенно в свете нынешних событий на Украине (мы же говорим о том, что это не просто внутренняя революция, а еще и события, в значительной степени инспирированные Западом, то есть элемент внешней агрессии, хотя и скрытой). И переворот в России был если не прямо организован Западом, то как минимум согласован с ним, проводился при его прямой поддержке.
Но даже и после этого парламентаризм в России еще не был окончательно дискредитирован. После переворота, несмотря на всё устрашение и целенаправленное оболванивание народа, еще шесть лет парламент (левое и умеренно левое большинство в Думе, и особенно в первые два года, первый выборный Совет Федерации) оставался самостоятельным центром силы и власти. Хотя и власти, чрезвычайно урезанной нормами Конституции, протащенной на штыках (официально считается, что принятой на референдуме). И лишь в самом конце прошлого века технология манипулирования общественным сознанием вкупе с устрашением терактами и войной, достигла такого совершенства, что парламент перестал быть сколько-нибудь противовесом президенту и исполнительной власти. И, следовательно… потерял какой-либо смысл, стал не более чем необоснованно дорогостоящим придатком к пресловутой «вертикали».
И вот уже полтора десятка лет мы живем без парламентаризма – в его сущностном, содержательном смысле. И ничего – живем как-то. Правда, куда ведет нас этот путь – отдельный тяжелый вопрос.
Завершая же эту статью, хочу сказать одно: по большому счету в этом жестком мире достойны жить только те, кто верит в себя, в свои силы, а не надеется на чью-либо милость.
Когда тут меня в коридорах Московского экономического форума корреспонденты спрашивали о том, как же мы проживем под американскими санкциями, мне приходилось отвечать одно: мы должны поверить в себя, в свои силы, мобилизоваться и радикально изменить всю экономическую и социальную политику – мы должны начать создавать альтернативный центр развития. Это, конечно, тяжело. Но никакого иного варианта у нас нет. Причем не то чтобы расцвета и преуспевания, но даже хотя бы и просто выживания. Значит, поверить в себя, сцепить зубы, засучить рукава и браться за дело всерьез.
Аналогично и с демократией, с выборами. Надеяться на доброго царя легко и приятно – ни за что не отвечаешь. Но и своей судьбы сам не решаешь. Болтаешься, как щепка на волнах. А что бы ни случилось, кланяешься и благодаришь.
Но наш ли это путь, достойный ли это путь для свободных и сильных духом людей?
