В связи со столетием Октябрьской революции, предлагаем вашему вниманию интервью с представителем Уральской школы марксизма, кандидатом философских наук, членом Союза Российских писателей, автором книг: «Книги о вкусной и здоровой философии» и «Диалектика Людвига Фейербаха» Андреем Коряковцевым.
Не так давно состоялась презентация его последней книги, написанной совместно с Сергеем Вискуновым – «Марксизм и полифония разумов». На ней он поведал собравшимся о том, что им и его коллегами готовится новая книга, посвященная развенчиванию мифов вокруг революционных событий октября 1917 года.
- Революция снова в моде?
- Да, вопрос о ходе и последствиях октябрьской революции актуализировался. Возможно, благодаря ее столетию, что признано уже на официальном уровне. Но, несомненно – благодаря не стихающему очередному глобальному кризису мировой капиталистической системы.
Сейчас в исторической науке складывается новый тренд относительно событий 1917 года, который связан с именами историков Юрия Жукова и Дмитрия Лыскова. Их объединяет стремление объективно разобраться с этими событиями столетней давности, называемыми Октябрьским переворотом одними или Великой Октябрьской социалистической революцией другими.
Тренд состоит в критике либеральных мифов вокруг революции, которым противопоставляется детальный исторический анализ. Также в исследовании отсутствует какая-либо идеология, мешающая объективности. Мифы относительно Октябрьской революции были порождением тогдашней политической борьбы, но их широкое внедрение в массовое сознание начал секретарь ЦК КПСС Яковлев, который, по сути, заменял ими мифы советские. Поэтому новый тренд меня лично радует, и мы с коллегами постараемся внести вклад в его развитие.
Главный миф заключается в том, что якобы октябрьская революция связанна с тотальным насилием. Однако сами события переворота прошли бескровно. До сих пор рассказывают про кучу изнасилованных женщин из защищавшего Зимний дворец батальона, но исследования опровергают эту ложь, взятую, кстати говоря, из желтой прессы тех лет. Согласно задокументированным источникам, только одна девушка из батальона погибла. Она покончила с собой, оставив записку, из которой ясно, что женщина просто разочаровалась в идеалах.
- Акцент же делается на последующий после октябрьского переворота террор.
- Здесь применяется метод монтажа, используемый, например, в фильме Говорухина «Россия, которую мы потеряли». Происходит манипуляция историческими событиями. То есть, берется 1917 год, выбрасывается мирный период революции, называемый еще «Триумфальным шествием советской власти», и сразу начинается повествование о красном терроре, затем о Гражданской войне. Выбрасывается период НЭПа и начинаются разговоры только про политические репрессии Сталина. Просто идет фиксация отдельных фактов, изъятых из сложного исторического контекста.
Как можно исследовать историю, вырывая отдельные факты из общего процесса? Это второй прием фальсификаторов.
- Какой контекст имеется в виду?
- Контекст структурной перестройки всего мирового капиталистического хозяйства. Возьмем, например, коллективизацию. Она означает замену мелкого крестьянского хозяйства крупным централизованным предприятием, которое является частью всей индустрии, придатком промышленности. Без него промышленность не работает и наоборот, ведь индустрия дает сельскому предприятию химические удобрения или трактора. Все это избавило человечество от массового голода, от чего хронически страдали доиндустриальные страны.
В то время уничтожение парцеллярного хозяйства – это мировая тенденция и в России эту задачу решали большевики. Наши фальсификаторы акцентируют внимание обывателя на ужасах коллективизации, но в США в 20-е гг. почти в то же время шел аналогичный процесс. Американские банки массово занимаются разорением фермеров. Счет разоренных хозяйств идет на миллионы, а вместо них создаются крупные централизованно управляемые агрофирмы.
- Современное хозяйство США основано на колхозах?
- Если изъясняться метафорически, то да. В США один отдельно взятый фермер является винтиком в едином, централизованно управляемом, экономическом механизме гигантских агро-промышленных комплексов, как советский крестьянин - в колхозе. Принцип один и тот же: сельское хозяйство в той или иной степени централизованно управляется и является придатком промышленности. Эпоха мелких фермерских хозяйств, работающих на рынок, давным-давно прошла, а вот ругать коллективизацию продолжают.
Что касается современной России, то, если взять мою родную Кировскую область, можно увидеть, что процветают только крупные агрокомплексы, причем, возникшие на основе крепких советских колхозов и совхозов.
Почему-то либеральные историки забывают, что в 90-е годы в России произошло повторное раскулачивание. Конец перестройки был золотой эпохой мелкого бизнеса, а затем уже при демократах, фермерские хозяйства стали выдавливаться крупными агрохолдингами и теперь сельский бизнес практически вымер.
Вот это – исторический контекст и, согласитесь, коллективизация предстает в нем в другом свете, как мировая экономическая тенденция, а не проделки злобных коммунистов.
- Здесь вопрос стоит о методах большевиков.
- И тут мы сталкиваемся с третьим методом фальсификаторов – с морализаторством. Историю нельзя оценивать с точки зрения абстрактной морали.
Моральные категории никогда ничего не объясняют в историческом процессе. Их используют для управления людьми.
- То есть мы вновь возвращаемся к теме политического насилия, ведь это основной краеугольный камень критики со стороны свободолюбивой общественности.
- Тогда вернемся к фактам. Первый мы обозначили – октябрьский переворот прошел практически бескровно. Что касается последующего террора, то вот пища для размышления: немногие знают, но большевицкие вожди передвигались без охраны. Ленин, Дзержинский и Троцкий первые месяцы обходились без нее вообще, ну а потом совокупно эти три ключевые фигуры «тоталитарнейшей революции» охраняло около десятка человек. И это только после выстрела Каплан.
Немногие знают и о том, как большевики поступали со своими оппонентами в первые месяцы после прихода к власти - их отпускали под честное офицерское слово не вести борьбу против советской власти. А потом эти офицеры шли в белую армию.
Террор, можно сказать, спровоцировали сами большевики… своей мягкостью.
- Эти оппоненты, как сегодня говорят представители монархической общественности, защищали Российскую Империю. Это, по-вашему, не оправдывает борцов с большевизмом?
- Это еще один прием фальсификаторов. Советской власти противопоставляется потерянная Российская Империя, что является либо невежеством, либо сознательной ложью.
В период подготовки октябрьского переворота, о чем знали тогда практически все, в противовес большевикам, на базе городской думы Петрограда был создан антибольшевицкий Комитет спасения Родины и революции. Понимаете, сами противники большевиков противопоставили октябрьской революции не империю и монархию, а альтернативный революционный проект. Кажется, еще Блок писал, что Гражданская война – это борьба Октября с Февралем. Воевали два метода преобразования российского общества. А с монархией было тогда покончено окончательно.
- В итоге-то государство большевиков не было похоже на страну рабочей демократии – оно стало тоталитарным.
- Опора большевиков, российский рабочий класс, оказался просто не готов к самоуправлению. Рабочий контроль не состоялся не потому, что трудягам кто-то мешал, а потому, что индустриальное технико-технологическое разделение труда предполагает выделение управляющих из массы непосредственных производителей. Невозможно было, чтобы рабочий сначала полдня постоял у станка, а затем выполнял функции главного инженера.
Потому и возникает административная вертикаль со всеми политическими издержками. В таком положении, в котором оказалась большевицкая партия, она могла только усугублять бюрократическую тенденцию.
Это не чья-то злая воля, просто мы вновь возвращаемся к историческому контексту, а он заключается в следующем – НЭП привел к созданию уникальной в то время перераспределительной системы, когда произведенный трудящимися продукт возвращается им обратно в виде дешевых кредитов, страхования или пенсий.
США и страны Западной Европы впоследствии воспроизвели ее в так называемом Welfare state - государстве всеобщего благосостояния. Экономист Джон Кейнс, с чьим именем связана эта госполитика на Западе, многому научился в конце 20-х годов в Москве, влияние на его теорию опыта большевицкого НЭПа очевидно.
- Владимир Путин подписал распоряжение о подготовке мероприятий в честь 100-летия революции 1917 года в России. В связи с этим хочется вас спросить, как бы вы характеризовали существующую в стране систему и как оцениваете возможность новой революции?
- Давайте сначала поговорим о капитализме в целом. Система современного мирового капиталистического хозяйства довольно стабильна, несмотря на кризис. Свои кризисы капитализм преодолевает сам, вопрос только какими жертвами. Мировой капиталистический кризис начала XX века был преодолен благодаря введению госрегулирования рынком и социально-ориентированной системы перераспределения, которые компенсировали жертвы двух мировых войн и экономических коллапсов начала столетия. Начиная с 70-80-х годов, эта система сворачивалась неолиберальными правительствами. Это и породило нынешний кризис. Свободный рынок, вначале где-то способствовавший экономическому росту, в условиях «общества потребления» стал разрушать самую систему массового потребления, стал общественно деструктивен. Из этого следует потребность вновь вернуться к государственному регулированию рынком и «социальному государству». В нынешних условиях это и означает самую настоящую социальную революцию. И вот увидите – она будет иметь мировой масштаб. «Социальные государства» по необходимости возродятся во всем мире и в новых политических конфигурациях и формах. Социальный субъект этого возрождения классово не однороден. Как и прежде, в начале XX века, он будет представлять политически аморфное объединение группировок бюрократии, крупного капитала и различных гражданских движений, прежде всего, конечно, трудящихся разных отраслей производства.
Подчеркну: я имею в виду здесь именно социальную революцию, а не политтехнологию, называемую
«оранжевой революцией», которая оставляет прежним механизм распределения власти и собственности.
В каких конкретно политических формах произойдет эта новая социальная революция – сейчас пока сказать трудно. Ни на Западе, ни в России нет такого общества, какое было в начале XX века. Наши современники в массе своей не готовы к самопожертвованию ни ради державных интересов, ни ради «светлого будущего». Хотя, конечно, есть прецеденты этого – вспомним Украину. Но все же это только эпизоды и подобное протестное движение успешно управляется элитами. Поэтому наиболее реальным мне видится вариант «революции сверху». Собственно, именно таковы были структурные перестройки капиталистического хозяйства, проводимые шведскими социал-демократами, администрацией Рузвельта и т.д. Но, конечно, и перспективу широкого возмущения масс исключать нельзя. Мы могли совсем недавно наблюдать всеобщие забастовки во Франции и Индии. Возможно так же и совмещение этих двух вариантов.
