Турецкие протесты идут волнами – это обычное историческое явление, ни одна революция не совершалась без подъемов и спадов. Все может случиться, однако я лично полагаю, что фронтальное наступление правительства Эрдогана на права и свободы турецких граждан непременно еще получит более мощный отпор. Никакие водометы, газовые гранаты, резиновые пули и дубинки не в состоянии вышибить из гражданина сознания своего гражданского достоинства и решимости ради его защиты сопротивляться ментам.
Какие же уроки для России можно извлечь из турецких событий уже сегодня? Самые актуальные.
ОБЪЕКТИВНЫЕ общественные процессы в Турции и России весьма схожи между собой по некоторым (не по всем) социально-экономическим и политическим параметрам. В начале тысячелетия обе страны вступили в полосу экономического подъема (на разных базисах, но при общей зависимости от внешнего спроса: в России – на нефть и газ, в Турции – на туристические услуги), повышения уровня жизни и быстрого увеличения численности среднего класса в крупнейших городах. Вместе с тем росло и социальное расслоение, по степени которого Россия и Турция ныне очень близки друг к другу. Одновременно шло отстраивание вертикали власти первых лиц и закручивание гаек в отношении гражданского общества и СМИ. Наконец, все последнее десятилетие власти обеих стран, опираясь на более бедное, отсталое и несамостоятельное большинство населения, держали курс на оболванивание народа, ползучую архаизацию и клерикализацию общества под маской духовного возрождения, укрепления патриотизма, борьбы за нравственность, возвращения к традиционным ценностям и тысячелетним устоям. И немудрено, что оба правящих режима почти одновременно натолкнулись на сопротивление этому курсу со стороны более независимого и самостоятельного меньшинства.
Так, в защиту светского демократического характера турецкого государства на площадь Таксим вышел вместе с другими демонстрантами знаменитый турецкий актер Халид Эргенч, исполнитель роли султана Сулеймана Великолепного в покорившем сердца домохозяек всего земного шара сериале «Великолепный век».
Сериал этот был изначально нацелен на идеализацию османской имперской идеи, на доказательство ее великого превосходства над секулярной демократией, и тут на тебе… Полюбуйтесь, вот он, в футболке, – Сулейман великолепный XXI века с товарищами по борьбе за XXI век, против отката в cредневековье. Вот она, как любили повторять вслед за Гегелем основоположники марксизма-ленинизма, ирония истории.
Однако именно это обстоятельство – «креативное» меньшинство против «покорного» большинства – обусловило позицию системной парламентской оппозиции обеих стран. Она относится к городским протестам, с одной стороны, с осторожным одобрением, а с другой – с недоверием, а то и с откровенной враждебностью в опасении быть обвиненной в «недостатке патриотизма». 
ПО МАССОВОСТИ и накалу борьбы российским протестам далеко до турецких, как до Луны, но кто знает, что ждет нас впереди, – русские, как известно, долго запрягают, но быстро ездят.
А пока присмотримся к идейно-политическим источникам турецких антиправительственных и антиисламистских протестов. В Турции стихийный протест объединил под общими лозунгами кемалистов, коммунистов и других левых типа дореволюционных русских эсеров, а также широкие разношерстные слои среднего класса и городской мелкой буржуазии. Нет также сомнения, что единство это зыбкое, что в случае гипотетического общего успеха и отстранения правительства Эрдогана все эти протестные потоки неминуемо столкнутся между собой. Тем не менее, поскольку ползучая клерикализация есть всемирное знамение времени, поразившее не только мусульманские страны, но и современную Россию, немаловажно будет разобраться в том, что такое кемализм и кто такой Мустафа Кемаль Ататюрк как выдающийся борец за модернизацию общества против феодализма, клерикализма и прочих архаических прелестей, благодаря которым Османская империя еще во второй половине XIX века заслужила прозвище «больного человека».
На мой взгляд, очень точную политическую характеристику значения кемализма дал бывший нацбол, бывший политзаключенный, обозреватель леволиберального сайта «Особая буква» Роман Попков:
«Можно позавидовать туркам в том, что у них был Мустафа Кемаль, который в тяжелую годину краха империи создал Турецкую Республику как бастион турецкой же нации, создал канон светского европейского устройства общества. Долгие десятилетия реакционеры, доведшие до банкротства Оттоманскую Турцию и едва не погубившие вместе с империей и саму нацию, не смели поднять головы — над головой висел, хранил республику меч Ататюрка. Только спустя 70 лет после его смерти реакционеры и мракобесы отдышались, улучили момент и опять хотят оседлать страну, чтобы втянуть ее в очередной оттоманский танец смерти.
Но все же республика наносит ответный удар — и мы восторгаемся мощью этого удара, аплодируем нации, которую в России раньше как-то не принято было любить.
Опять же тут есть чему завидовать. У нас должен был быть свой Ататюрк в начале 90-х, когда страна выползала из-под обломков советской империи. Должен был быть тот, кто создаст новую — республиканскую и просвещенную — Россию, создаст тот канон общественно-политического устройства, на который будут равняться будущие поколения. Герой-созидатель, который бы превратил РСФСР — самый большой из обрубков империи — в полноценную страну, с новой элитой, новыми мечтами, новым воздухом.
Но на место разрушителя Горбачёва (который сыграл такую же роль для нашей империи, как Первая мировая война для империи Оттоманской) пришел Ельцин — сами понимаете, что он никакой не Мустафа Кемаль. Уцепившись за Ельцина, за это гнилое пьяное полено, мы долго бултыхались, гребли в неизвестном направлении, пока не застряли среди коряг и нефтяных вышек в историческом тупике.
У нас, в нашей исторической памяти, нет канона, нет Республики, в нашем арсенале нет меча Ататюрка. Ельцинская Россия так и осталась лишь обломком рухнувшего колосса — без мечты, без эстетики, без доктрин. Неудивительно, что единственным доставшимся нам от нее наследством оказался Владимир Владимирович Путин».
Это вполне ясная точка зрения национал-либерала, исходящая из констатации того, что Империя распалась, национального государства нет, а есть «не поймешь что». Тем не менее кое-что в нашем государственном устройстве понять можно. Современная Россия представляет собой «республику без республиканцев», как характеризовали Францию 70-х годов позапрошлого века Салтыков-Щедрин и Достоевский. Во Франции это был, так сказать, «постбонапартизм», наступивший после поражения во франко-прусской войне и низложения Наполеона III. А Россия переживает период, так сказать, «протобонапартизма», аналогичный периоду, когда будущий император французов был еще только всенародно избранным президентом республики. Но как бы то ни было – хоть «прото», хоть «пост», – а бонапартизм в России утвердился как следствие политического бессилия всех классов общества. В таких условиях бюрократическая государственная машина приобретает самодовлеющее значение. Любое изменение баланса классовых сил грозит нарушить стабильность власти, отсюда ее крайняя враждебность к любой неподконтрольной общественной и политической активности – от защиты амурских журавлей до мониторинга выборов. Но долго такое межеумочное положение сохраняться не сможет. Стало быть, борьба разворачивается из-за того, куда и как выбираться из этого исторического тупика.
КАКОЕ значение могут иметь политический опыт и наследие Ататюрка для нынешней России? Ситуация, схожая с современным положением России. Распад империи – всегда геополитическая катастрофа и для народов метрополии, и для правителей. Но империи распадались и три тысячи лет, и два десятилетия тому назад. Поэтому в конкретных случаях экономическое и классовое содержание распада разное.
По итогам Первой мировой войны распались три империи – Австро-Венгерская, Оттоманская и Российская. Все они были поражены «родимыми пятнами феодализма» и, как показали события, поражены смертельно. И это не было случайностью, следствием военной неудачи. Дело в другом. А именно в том, что, по общему правилу, развитие капитализма требует образования самостоятельного национального государства. Этот фактор может вести как к объединению этнически единой, но раздробленной страны (Германия), так и к распаду многонациональной империи.
Опыт крушения империй наглядно продемонстрировал, что воссоздать многонациональное государство на пути капиталистического развития невозможно. Из трех империй была вновь собрана и восстановлена на принципиально ином, социалистическом базисе только одна – Российская. Она же и рухнула, не сумев противопоставить ничего существенного волне капиталистической реставрации.
В самых общих чертах исходные пункты политики Кемаля можно охарактеризовать следующим образом.
Первое. Признание необратимости распада Османской империи, смирение с этим фактом и сознательный отказ от какой бы то ни было борьбы за ее восстановление. Современным аналогом этой позиции во многих государствах СНГ является изречение: «У тех, кто не жалеет о Советском Союзе, нет сердца, а у тех, кто мечтает о его восстановлении, нет головы». В истории было немало шустрых политиков, оперативно соглашавшихся с распадом и даже активно помогавших ему и захватывавших власть на имперских обломках. Распад – хорошо, ибо он помогает нам прийти к власти на волне борьбы за независимость и вставание с колен. Утопающего – толкни! Пример – Ельцин, его окружение и его преемник.
Второе. Жесткое несогласие с перспективой превращения коренной Турции в полуколонию победившей Антанты и твердая решимость всеми национальными турецкими силами бороться с такой перспективой.
Эта политика справедливо и единодушно осуждается всей левой российской оппозицией – как парламентской, так и внепарламентской. Восстановление Союза – ее безусловный приоритет. Но у Кемаля не было выбора – империя распалась без его помощи. Ему было бы значительно труднее доказывать невозможность (и ненужность) восстановления империи, если бы она распалась не в результате военного поражения, а по иным причинам.
Отсюда и политический курс Ататюрка: решительный бесповоротный отказ от османских имперских амбиций и активное строительство национального турецкого государства. И опора в этом строительстве на помощь Советской России. 
РАДИКАЛЬНЫЙ буржуазный реформатор и основатель Турецкой Республики Мустафа Кемаль родился в 1881 году в Османской империи в Салониках (Греция) в семье мелкого торговца лесом, а Мустафа Ататюрк, или Отец турок, скончался в Стамбуле в 1938 году в бывшем султанском дворце. Но физически это был один и тот же человек, стоявший в мировой истории первой трети XX века приблизительно на одной ступеньке вместе с вождем китайской буржуазной революции Сунь Ятсеном.
Мустафа освоил военную профессию и быстро продвигался по службе. В 1918 году уже командовал армией. После капитуляции Османов генерал Кемаль не смирился с поражением Турции и продолжил войну, невзирая на центральное правительство. Он созвал в восточной Турции и в Ангоре (нынешняя Анкара) альтернативный парламент (1920) и стал его председателем, одновременно возглавив альтернативное правительство и его вооруженные силы. Армия Кемаля воевала одновременно с греками, армянами, курдами и стамбульским компрадорским правительством. Помощи она просила у Советской России. В апреле 1920 года Кемаль писал Ленину: «Мы принимаем на себя обязательство соединить всю нашу работу и все наши военные операции с российскими большевиками, имеющими целью борьбу с империалистическими правительствами и освобождение всех угнетенных из-под их власти». В тот момент Советская Россия подверглась агрессии панской Польши, тем не менее военная и финансовая помощь была оказана, а в марте между РСФСР Турецкой Республикой был заключен договор о дружбе и братстве, который Ленин считал ключевым для обеспечения мира и безопасности Советской России на кавказском направлении.
Буржуазная модернизация – ни в коем случае не идиллия. Она всегда и везде проводится огнем и мечом. Такова была и кемалистская модернизация. Кемализм – типичный пример так называемого уменьшительного национализма, отрицающего имперскую идею. В первую очередь он предполагает непримиримую борьбу с врагами национального развития – отделение церкви от государства и эмансипацию женщин как стандартную буржуазно-демократическую меру.
Была провозглашена республика, упразднены султанат и халифат. Запрещена деятельность религиозных обителей и орденов. Запрещена одежда, указывающая на религиозную принадлежность, – не только женские паранджи, но и мужские фески. Женщины уравнены в правах с мужчинами. Введена международная система времени, календаря и мер измерения. Отменено уголовное и гражданское шариатское правосудие. Турецкий язык переведен на латиницу. За все эти и многие другие прогрессивные нововведения Турция заплатила принятием однопартийной политической системы. Единственной и правящей партией была объявлена возглавляемая Кемалем Народная партия.
Идеология кемализма, доныне считающаяся официальной идеологией Турецкой Республики, включает шесть конституционно закрепленных принципов: народность, республиканизм, национализм, светскость, этатизм (госконтроль в экономике) и реформизм. Полезно сравнить их с шестью народными принципами Сунь Ятсена: национализм, народовластие, народное благосостояние, сотрудничество с коммунистами, поддержка рабочих и крестьян, союз с СССР.
Был ли Ататюрк революционером в привычном нам смысле слова? Нет, назвать его демократом ни у кого язык не повернется. Революция, которую он возглавил, была не буржуазно-демократической, а буржуазно-авторитарной, причем вынужденной, хотя совершалась она при широкой народной поддержке. Буржуазная модернизация в Турции делалась огнем и мечом, железом и кровью – выселение (уничтожение) греков и армян, насильственное отуречивание курдов (безуспешное). Такого рода парадоксы встречаются в истории нередко.
Так почему же Ленин поддерживал Ататюрка? За полгода до Февральской революции наш вождь четко сформулировал большевистскую позицию: «Думать, что мыслима социальная революция без восстаний маленьких наций в колониях и в Европе, без революционных взрывов части мелкой буржуазии со всеми ее предрассудками, без движения несознательных пролетарских и полупролетарских масс против помещичьего, церковного, монархического, национального и т. п. гнета, думать так – значит отрекаться от социальной революции…» Попробуем позицию Ленина, возглавившего правительство России и немедленно попавшего в положение, очень похожее на турецкое. Великая многовековая империя разрушена и сужена до размеров княжества Ивана Калиты. Со всех сторон ее атакуют разнообразные противники: белочехи, колчаковцы, деникинцы и прочие контрреволюционные силы. На кого и на что опираться?
Диалектика истории такова, что мелкие нации, бессильные как самостоятельный фактор в борьбе с империализмом, играют роль как один из ферментов, одна из бацилл, помогающих выступлению на сцену настоящей силы против империализма, а именно социалистического пролетариата.
Нет сомнения, что именно с этой точки зрения Ленин рассматривал и движение Кемаля, но при этом прекрасно отдавал себе отчет в том, что оно не только буржуазно, но и насквозь пропитано «старотурецкими» нравами и традициями.
Но помимо социальных были еще и мощные геополитические мотивы установления дружественных отношений с Турцией. Они ясны: черноморские проливы. Без откупорки этого «бутылочного горлышка» из Черного моря в Средиземное ни русская внешняя торговля, ни русский военный флот просто не могли жить. Позорное поражение в Крымской войне закупорило это «горлышко», а известные ограничения действуют и по сию пору. Так, для того чтобы построенный в Николаеве первый и последний советский авианосец «Адмирал Кузнецов» смог вырваться из Черного моря и уйти на Северный флот, его пришлось назвать «тяжелым авианесущим крейсером». Поэтому для Ленина был важен если не крест над Святой Софией, о чем мечтали целые поколения российских политиков от Екатерины II до Милюкова, то дружба с буржуазно-революционной Турцией. Отсюда и немалая помощь, оказанная советским правительством правительству Кемаля.
Аналогичными соображениями Советский Союз руководствовался 40–50 лет спустя, поддерживая антиколониальные режимы Насера в Египте, Каддафи в Ливии, Саддама Хусейна в Ираке и т.д. Но то, что было правильно полвека тому назад, стало сомнительным полвека спустя. Так называемые светские буржуазные режимы в Магрибе и на Ближнем Востоке поднялись за это время с колен, успешно уничтожили местных коммунистов и поплыли в объятия Запада. Это не значит, что не нужно было поддерживать эти страны. Это значит, что целесообразнее было материально поощрять легальную и подпольную классовую борьбу трудящихся этих стран как против Запада, так и против «своих» полубуржуазных, полуфеодальных эксплуататоров. Но поскольку внутреннее классовое давление или вовсе не было поддержано Советским Союзом, или поддержано слабо, эти режимы отплатили ему и РФ, как его преемнику, черной неблагодарностью. Всю поставленную им советскую военную технику они превратили в горы металлолома, да еще отказались за нее платить. А народу России приходится теперь оплачивать эти многомиллиардные долги.
Тогда, может быть, и не нужно поддерживать борьбу народов за национальную независимость, за республику, за демократию, ибо эти институты оказались на поверку сплошным обманом? Можно ли восстановить СССР-2.0, следуя эрдогановским методам, посредством виртуального союза коммунистической оппозиции с РПЦ как якобы носителем тысячелетней «русской традиции и духовности»? Знаменитому американскому политконсультанту Збигневу Бжезинскому приписывается фраза, что после падения коммунистической идеологии единственной «скрепой» России осталась только православная вера, которую поэтому и надо искоренить. Первоисточник фразы найти не удалось. Да и невозможно его найти, ибо Бжезинский знает историю России значительно лучше большинства «русских патриотов», и никак не мог усмотреть в этом сообществе коллаборационистов с любым иноземным завоевателем от Батыя до Гитлера какую-то там «духовную скрепу». Союза с этим тысячелетним гонителем не то что свободной мысли, но и элементарной грамотности на Руси?
Великий российский модернизатор Петр I обошелся с ней еще очень либерально, всего лишь ликвидировав институт патриаршества и поставив ее под контроль светской власти. Екатерина II пошла еще дальше, отобрав у Церкви изрядную часть ее земельных владений. Но ни о какой настоящей секуляризации императоры и императрицы, конечно, не помышляли. Им важно было только превратить Церковь в простую шестеренку государственной машины. Но функции этой шестеренки в деле духовного угнетения народа полностью сохранялись и поощрялись.
Закончу статью еще одной ленинской цитатой: «Капитализм вообще и империализм в особенности превращают демократию в иллюзию – и в то же время капитализм порождает демократические стремления в массах, создает демократические учреждения, обостряет антагонизм между отрицающим демократию империализмом и стремящимися к демократии массами. Свергнуть капитализм и империализм нельзя никакими, самыми «идеальными» демократическими преобразованиями, а только экономическим переворотом, но пролетариат, не воспитывающийся в борьбе за демократию, не способен совершить экономического переворота».
